Глава 21. Сторожка
***
– Да? Расскажи! – взмолилась Грасия.
– Ах, ну как я могу рассказать невыразимое? – вздохнула Мадлен. – Я поверила ей и подчинилась. С ней – как дома. Я имею в виду, как в Храме.
– Ну, вот и хорошо, – сказала Грасия. – Значит, мы всё сделали правильно.
– Да, – кивнула Мадлен. – А ещё я почувствовала в ней что-то родное. Видимо, права была старшая наставница, когда намекнула, что мы с Вероникой уже где-то встречались… Ладно, давайте спать, пока можно.
– Придётся спать в платье, – сказала Аделаида, покосившись на Нарда.
Мадлен легла на кровать и притянула мальчика к себе. Он лёг рядом, усталый и счастливый, и уткнулся носом в её талию. – А теперь я сделаю так, что мы все очень быстро уснём, – сказала Мадлен.
– Подожди, – запротестовала Аделаида. – Я ещё хотела спросить…
– Завтра, Адела, – отрезала Мадлен.
Аделаида попыталась ещё что-то сказать, но вместо слов получилось невнятное сонное бормотание. Через пару минут все четверо уже спали глубоким сном.
***
Высоко над Приморским городом, на горном хребте, за которым начиналось королевство Кенора, стояла избушка. Она висела над самой пропастью – дальше горный хребет резко обрывался в море. В ночной синеве избушка почти сливалась с горами. Светлое окошко напоминало далёкую звезду.
– Что это за домик на краю скалы? – поинтересовалась Вероника у одинокой прохожей.
– Это сторожка, – ответила женщина. – Там живут пограничники. Они следят за тем, чтоб никто не пробрался к нам из Кеноры. А ещё рядом со сторожкой есть замечательная обзорная площадка для туристов.
– Давайте сходим туда? – предложила Вероника Алику и Аюне.
Алик охотно согласился. Аюна безразлично пожала плечами:
– Почему бы и нет?
На восточной окраине города, под последним городским фонарём, они обнаружили начало каменистой тропинки, круто поднимающейся в гору.
– Высоковато лезть, – пробурчала Аюна себе под нос. – Чего я только не натерпелась за последние два дня!
Тропинка извивалась влево-вправо и очень скоро превратила их путешествие в натуральное скалолазание. Аюну клонило в сон. Пару раз она вставала на четвереньки, чтобы не упасть. В очередной раз остановившись передохнуть, Аюна глянула на лежащий внизу город. Он выглядел спящим. Фонари освещали безлюдные жёлтые улицы.
– Поспеши, скоро станет ещё темнее! – крикнула сверху Вероника. Она уверенно шла по тропинке на своих высоких каблуках и даже иногда прыгала с камня на камень.
«До чего же ловко скачет! – завистливо подумала Аюна. – Прямо как горная коза. И это при том, что она тяжелее меня килограммов на десять. Альтерация, наверное». В тот же миг Аюна почувствовала, будто невидимая рука опустилась ей на голову, стирая ненужные мысли и эмоции. Внутри разлилось приятное спокойствие. Аюна до мельчайших подробностей ощутила настоящий момент и мир вокруг себя: горы, свежий воздух, траву между камней. Она прямо-таки осязала каждый камушек на тропинке. Преисполнившись сосредоточенной уверенности, Аюна продолжила подъём.
Наконец она выбралась на ровную площадку перед сторожкой и огляделась. Бревенчатая сторожка заманчиво светила маленьким окошком. Левым боком она прижималась к неприступной скале, поднимавшейся ещё на много метров вверх, а правым нависала над пропастью. Из трубы сторожки тянулся вкусный дымок. Видимо, пограничники жарили хлебцы.
Площадку отгораживали от пропасти металлические перила, у которых стояли в обнимку Вероника и Алик. Они смотрели на море, до самого горизонта светящееся мягким сине-зелёным светом. Повсюду в морской воде блестели неисчислимые искорки.
Аюну море манило и завораживало, но она не хотела мешать подруге, поэтому не спеша направилась в другую сторону. От площадки вниз вела, оказывается, ещё одна тропа. Даже не тропа, а настоящая дорога: прямая, широкая и почти пологая. Вот только она была не в пример длиннее и оканчивалась далеко за городом, в лесу.
Аюна заглянула в окно сторожки. Внутри, в освещённой альтерационной лампой комнате, седой старичок доставал из печи противень с хлебцами. «Ещё один долгожитель», – подумала Аюна. Старичок заметил её, положил противень на подставку и пошёл к двери. На левом рукаве его рубахи была повязана зелёная лента – возможно, отличительный знак пограничника неизвестно какой эпохи.
Старичок предложил гостям войти и поведать, что заставило их подняться так высоко в горы ночью.
– Разреши вначале поинтересоваться, дедушка, – обратилась к нему Вероника, искренне улыбаясь, – ты пограничник?
– Как видишь, милая, – отозвался дед, указывая на свою зелёную нарукавную ленту.
– А давно ли служишь?
– Давно, милая, – проговорил старичок, затворяя за вошедшими дверь. – Вот как дожил я до своей пятьдесят первой эры, так и покинул пекарню, где работал, да записался в стражники. Направили меня сюда, в сторожку пограничную. Так тут и служу. А сейчас мне уж за девяносто перевалило… Но не было ещё ни разу, чтоб такая красавица к нам в гости жаловала. Наглядеться не могу – век бы смотрел!
Вероника улыбнулась совершенно обворожительно. Старик тоже расплылся в улыбке.
– Я ведь с той самой эры служу, – продолжил пограничник, – как король наш Цэндич Третий на трон взошёл. Он там, в столице, хлопочет, а я тут – на своём посту стою.
– Скончался король-то, – сообщила Аюна.
Старик застыл, медленно переваривая новость.
– Как же это?.. – пробормотал он после долгой паузы. – Ведь он моложе меня эр этак на двадцать будет, не меньше…
– Слушай, дедушка, грустную весть, – начала Вероника и заговорила в той же забавной манере, что и дед. – Вторглась в наши земли тиранка квазилендская, да с ходу короля и прикончила. Заняла она дворец, собрала банду лютую и теперь жжёт столицу нашу, на честный люд страх наводит.
Пограничник добрёл до стула и сел, повесив голову. Помолчав, он печально спросил:
– А что же стража коронная?
– Разбита стража коронная, мало кто уцелел.
Старик закрыл глаза и сокрушённо покачал головой. Вздохнул тяжело.
– Но не смирился народ наш, – ободряюще произнесла Вероника. – И не смирится никогда. Министры королевские выбрали меня Королевой Инириды, и теперь собираю я армию народную, чтобы раз и навсегда изгнать тиранку квазилендскую из страны нашей.
Старик удивлённо захлопал глазами, а потом аккуратно сполз со стула на пол и бухнул седины в ноги Королеве.
– Что это ты, дедушка? – удивилась Вероника.
– Приветствую нынешнюю Королеву Инириды, как того требовала незабвенная королева Исабелла Суровая, – торжественно провозгласил старик. – Эй, Крон, Турин, приветствуйте Королеву, как это положено в Инириде!
В комнату вошёл пожилой коренастый пограничник, одетый в прорезиненный плащ. Другой, маленький и тщедушный, отодвинул занавеску и сполз с печи. Оба встали на колени и коснулись лбами пола перед Королевой.
– То-то мне сразу подумалось, что не простая вы девушка, – сказал старик после того, как Вероника помогла ему встать. – Милая и улыбчивая, но чуется в вас что-то неоспоримое. А ещё нечто такое, что нам, простому люду, и понять нельзя. Уж не сила ли альтерационная?
– Чуткий ты, дедушка. Во всём ты прав. Есть у меня сила альтерационная.
– Чудеса, да и только! – подивился старик. – Уж и не назову такой нашей королевы или короля, которые альтерацией бы владели. А ведь были они, были, только совсем уж в стародавние времена. Но раз теперь такое чудо случилось, то верю, что Инирида наша спасена будет всенепременно. Помоги вам Превышняя Богиня во всех делах ваших, моя Королева!
– Спасибо, дедушка, на добром слове. А зовут тебя как?
– Густавом меня кличут, – ответствовал старик. – Это вот Крон, – он указал на пограничника в плаще. – А это Турин.
– А я Вероника, – представилась скромная Королева.
– Нас, значит, из сторожки теперь в армию? – спросил Крон удивительно высоким приятным голосом, уличающим большого любителя песнопения.
– Да нет, зачем же? – проговорила Королева. – Служите, как служили. Только расскажите мне, в чём ваша служба заключается и как у вас тут всё устроено.
– Это всегда пожалуйста, моя Королева, – сказал Густав. Узнав, что их оставляют на месте, пожилые пограничники заметно повеселели. Ну не тянет на старости эр покидать тёплую избушку и пускаться в дальние странствия, чреватые трудностями, лишениями и кровопролитными сражениями.
– Не маячь тут, Турин, – сказал Густав своему тщедушному сослуживцу. – Полезай давай обратно на печь, тут и без тебя тесно.
Турин низко поклонился Королеве и, кряхтя, полез на печку.
– Сейчас его время спать, – пояснил Густав. – Сутки наши на три части поделены: служба, сон и время свободное. У Турина сейчас сон, у Крона – служба, а у меня, стало быть, время свободное.
– Не удобней ли было на четыре части сутки поделить? – спросила Вероника.
– Это когда вчетвером служат и времени свободному целых две части отводится? – уточнил Густав. – Хорошо бы, да у нас вот исстари на три части поделено. Никогда нас тут не было больше, чем трое служивых.
– И как же вы служите?
– Это вот здесь… Ах ты, Крон! Так и стоишь тут, как столб, бросив пост!
Крон поспешил к дверце, откуда недавно появился, и распахнул её. За ней оказалась миниатюрная комнатка со стеклянными стенами. Посреди комнатки стояло высокое крутящееся кресло, с которого удобно было смотреть и вниз, и по сторонам. Комната висела прямо над пропастью. Далеко внизу мелко рябилась от ветра сине-зелёная светящаяся вода. Под ней чётко виднелись узоры песка на дне. Любой плывущий в этой воде был бы хорошо виден.
– Нравится мне этот цвет моря, – сказал Густав. – Крон – тот больше синий и лиловый любит, а Турин – оранжевый и жёлтый. Да только море жёлтым лишь через три эруны будет.
– Что вы делать будете, если плывущих заметите? – поинтересовалась Вероника.
– Если от нас в Кенору кто поплывёт, то мы откроем окно да покричим вниз, чтоб назад плыли и судьбу не искушали. Но не было ещё такого, чтобы кто от нас туда уплыл: плохая слава у Кеноры, ничем хорошим не кончится путешествие такое для гостя незваного.
– А если из Кеноры поплывут?
– Вот для этого мы тут и поставлены, моя Королева: следить, чтоб оттуда не явился никто. Даже если всего один человек плывёт, обязаны мы сразу же сигнал в столицу подать.
– Каким же образом?
– Сейчас покажу. Пойдёмте, Ваше Величество.
Густав открыл заднюю дверь, за которой оказалась полянка с грядками. На грядках росли лук, редис и картошка. В углу стоял парник с помидорами.
Полянку окружали скалы, поэтому попасть сюда можно было только из сторожки. Вырубленные в скале ступеньки вели вверх, на возвышавшуюся над крышей сторожки круглую каменную площадку, обложенную по краям кирпичами. Посреди площадки лежали дрова, сложенные колодцем.
– Место это вышкой именуется, – сообщил Густав.
Алик глянул на запад и спросил:
– Вон та полоска на горизонте – это уже, наверное, Квазиленд?
– Точно так, – согласился Густав. – А ближе к Великой Горе кусочек Лурталя виден. Днём там жёлтые пшеничные поля разглядеть можно.
Сейчас, в ночи, поля на горизонте казались голубыми. Остальную часть Лурталя скрывала Великая Гора, которая даже с такой высоты выглядела несравненно грандиозной.
– Квазиленд отделён от Инириды и Лурталя какими-то тёмными полосками, – заметила Аюна.
– То леса затопленные, непроходимые, – пояснил Густав, который, очевидно, знал географию получше истории. – Именуют их болотами. Живут в них одни болотницы да болотники, никого к себе не пускают. Плавают они по лесу на плотах, а питаются рыбой да соленьями всяческими. Огороды у них меж деревьями подвешены, а дома на подпорках высоченных стоят.
– Выходит, если между этими двумя болотами построить стену, то из Квазиленда к нам никто пробраться не сможет? – спросила Аюна.
– Кто ж их знает? – ответил Густав. – Стену и перелезть, и подкопать можно. Стена – она ведь не хребет горный.
– А горный хребет, стало быть, нельзя перелезть? – поинтересовалась Аюна.
– Никак нельзя, – уверенно сказал Густав.
Действительно, горный хребет выглядел совершенно неприступным. Отсюда ещё на много метров вверх поднимались отвесные скалы, которые полностью скрывали загадочную и грозную Кенору – страну, где нет любви, где люди делятся не на женский и мужской пол, а на пол прекрасный и пол подвластный, где одни живут полной жизнью, а другие трудятся день и ночь, лишённые всяческих человеческих прав, и где альтерация дополняет сложную технику, а техника – альтерацию.
– Ваше Величество, позвольте разъяснить, как сигнал в столицу подаётся, – сказал Густав. – Вот сидит наблюдатель наш на посту, и вдруг видит кого, из Кеноры плывущего. Должен он за шнурок специальный дёрнуть и колокольчиком пограничника спящего разбудить. Тот проснётся, возьмёт смесь горючую да сюда, на вышку, побежит. Обольёт он смесью дрова и подожжёт. Запылают дрова пламенем жарким цвета красного, и на башне дворца Королевского огонь этот даже при свете дня увидят. Сразу помчится сюда из столицы отряд стражи коронной… – Старик осёкся и грустно понурился. Наверное, вспомнил о том, что столица захвачена врагом, а коронная стража разбита.
***
Когда они вернулись в тёплую сторожку, Вероника спросила:
– Часто ли проникают к нам люди из Кеноры?
– За всю службу мою только раз такое случилось, – признался Густав.
Аюна громко хмыкнула и тут же опять почувствовала прикасание невидимой руки к своей голове. Она подняла глаза, повертелась, пытаясь заметить что-то в воздухе, даже пощупала свои волосы, но ничего не обнаружила, только мысли постепенно стали серьёзными и спокойными.
– У меня тогда как раз время сна было, – продолжал старый пограничник. – Лежал я на печи нашей тёплой, да что-то не спалось мне никак. И тут у меня над ухом колокольчик зазвонил, а из поста наблюдательного Опенграм, сослуживец мой бывший, во всю глотку заорал: поджигай, мол, поленницу – плывёт кто-то. Слез я с печи, а мне Джуран, второй сослуживец, уже спички подаёт. Сам поджигать не бежит, потому как мне это делать положено. Схватил я бутылку со смесью горючей и со всех ног на вышку бросился. Облил я дрова смесью той, кинул спичку подожжённую – и тут же вспыхнуло кострище высотой метров пять. Джуран молодой, резвый, на тропу побежал – за приплывшим следить. А Опенграм – тот на посту так и сидел, потому как наблюдателю пост покидать не положено. Ведь коли один человек из Кеноры плывёт, так и ещё приплыть могут, а потому в оба глаза следить надо. Следил он, следил, но никто больше не приплыл. Тут вернулся Джуран и сообщает, что приплывший по окраине города в одних трусах пробежал да в лес нырнул. Предлагает: «Давайте сами его поймаем! Куда он, голый, денется?» Я говорю: «Не положено. Наше дело – наблюдать, а не ловить». Опенграм голос подал, спрашивает: «А что у него в руке-то было?» – «Не знаю, – отвечает Джуран. – Вроде как мешок». – «То-то и оно, что мешок, – соглашается Опенграм. – Он, когда плыл, его над водой держал, чтоб море не растворило. Небось в мешке одежда и пожитки его лежат. С пожитками он в лесу схоронится, обустроит местечко да заживёт в тишине. Искать будут – не найдут. И хорошо, коли не найдут да Кеноре не выдадут, а то страшно подумать, что там с беглецом подвластного полу сделать могут». – «А коли это шпион?» – не унимается Джуран. – «Скоро узнаем», – говорю я. Вот сидим мы, стражу коронную ждём. К вечеру в дверь стучат. Удивились мы, что стража так быстро приехала. Но оказалось, что не стража это вовсе, а торговцы еду да торф для печи привезли.
– Куда привезли? – удивилась Аюна. – Прямо сюда?
– Сюда, – подтвердил Густав. – Куда ж ещё? Торговцам издавна королевское повеление есть: товар прямо к дверям на маленьком возу привозить. Для того и дорога имеется. Они товар к нам везут, а мы его тут на казённые деньги по цене установленной покупаем. Вот купили мы еду и торф да про беглеца из Кеноры расспрашивать стали. Но торговцы о беглеце слыхом не слыхивали, видом его не видывали. Товар они, стало быть, продали да восвояси уехали, а к следующему вечеру уже и стража коронная к нам пожаловала.
– Выходит, от столицы досюда дня полтора ехать? – спросила Вероника. – Запомним.
– Если дорогу знать да лошадь хорошую иметь, то дня за полтора вполне добраться можно. А ежели во весь опор гнать и на отдых поменьше останавливаться, то можно и в один день поспеть. Но они-то не гнали – лошадей казённых берегли. Выспросили они у нас всё, что мы видели, и вниз спустились. Потекла наша служба спокойно, как прежде. Никто к нам больше не наведывался, кроме торговцев да туристов разных. А о том, что приключилось с беглецом этим несчастным, я только через три эруны узнал. Оказывается, когда стража коронная горожан про беглеца расспрашивала, то одна богатая торговка взяла да и призналась: «Был у меня вчера человек подозрительный, предлагал своё оружие невиданное на золото и камни драгоценные поменять. Запросил ой как много. Я отказалась – побоялась оружия. Оно не нашенское, странное какое-то. С ним только горя хлебнёшь, потому как краденое оно – это я по глазам того человека поняла». Узнали стражники приметы беглеца – и давай искать. Искали, искали, никак найти не могут. А тут случай небывалый приключился: приезжает к нашему королю посольство кенорское – четыре девушки, да все на лошадях с копытами золочёными. Держатся нахально: дескать, король ты там али нет, а полу ты подвластного – значит, по статусу ниже и нас самих, и даже лошадей наших. Ходят по дворцу, как по сараю своему. Министров игнорируют, словно место пустое. Король поведение такое стерпел, поинтересовался вежливо: «Чем обязаны?» Ну, они и поведали, что сбежал из Кеноры в Инириду каторжник ихний, и некое изобретение новое с собой прихватил. Дескать, в наших же интересах беглеца этого изловить поскорее, ибо изобретение оное в руках сомнительных всевозможные беды Инириде непременно принесёт. Якобы при помощи него всю стражу коронную, министров и короля самого за пять минут подчистую истребить можно. Король поверил, стражу поднял и на поиски отправил. Всадницы из Кеноры тоже беглеца искать стали, по всей Инириде разъезжали, появлялись то там, то тут. Они его и нашли, беднягу: заметили на перевале через хребет горный, где замок Пограничный расположен и граница сухопутная с Кенорой. Бросился он бежать от них, а они за ним – на лошадях, во весь опор. Изобретения нового, что у беглеца с собою быть должно, не боятся совсем. Стали настигать, хотели верёвку набросить, а он, говорят, споткнулся, упал и со скалы сорвался. Так и погиб. Вот только изобретения при нём не оказалось никакого. Тогда эти девушки опять к королю подались: «Найдите и верните изобретение опасное, великой Кеноре принадлежащее». Пообещал король найти его и вернуть, а они тоже искать вызвались. Тут королю надоело их нахальство, он и говорит: «Хватит вам по Инириде разъезжать. У нас с Кенорой никаких дипломатических отношений вот уже двести эр как нет, и ничем я вам не обязан. А насчёт изобретения – сомнительно это всё. Может, вы его выдумали, чтобы шпионить тут со всеми удобствами?» Девушки рассердились и такого королю наговорили, что сами тут же поняли: пора им поскорее восвояси возвращаться. Так и уехали к себе, а большой отряд стражи коронной их до границы провожал. В скором времени сама королева Кеноры прислала королю нашему письмо вежливое с просьбой разыскать изобретение опасное и Кеноре вернуть. А король ей вежливо же ответил, что изобретение поищет, и выразил сожаление глубокое, что у кенорской королевы достойной, высокохудожественным письменным слогом владеющей, есть рабыни такие невоспитанные, как те, что в Инириде недавно бесчинствовали. На том их переписка и закончилась. Такая вот история…
– Давно ли это было? – спросила Вероника.
– Назад эр этак двенадцать, не меньше, – ответил старик.
***
Чтобы проводить Королеву, Крон снова покинул наблюдательный пост, а Турин слез с печки. Вероника дружески попрощалась с ними, а они поклонились ей в пояс. Старый Густав вышел из сторожки вслед за Королевой. Вероника остановилась у края площадки и посмотрела на тёмно-синий город с жёлтыми улицами.
– Нашу Освободительную армию мы на дорогах расположили, чтобы город со всех подходов защищён был, – сообщила она Густаву, указывая вниз. Возле северной и западной окраин стояли малюсенькие повозки и горели костры.
– Правильно, – одобрил Густав. – Только помимо этих двух дорог есть ещё тропинка узкая, отсюда незаметная. Проходит она мимо озера, что в лесу темнеет. Там бы тоже дозорных поставить не мешало.
– Спасибо за совет, дедушка, – поблагодарила Вероника. – А скажи мне, пожалуйста: если с башни дворца Королевского ваш огонь виден, то и отсюда огонь на той башне заметить можно?
– Точно так, – отозвался Густав. – Да не только на башне. Горит вон что-то – в столице это…
– Тогда давай так договоримся, – предложила Королева, – когда мы победим, то зажжём на башне дворцовой высокое пламя белое – цвета флага нашего. Огонь такой вы ни с чем не спутаете. Всю ночь он гореть будет и ещё семь суток. Наутро кто-нибудь из вас в город спустится и людям расскажет, что освобождена от врагов столица.
– Обязательно расскажем, Ваше Величество, – пообещал Густав. – Желаю вам победить поскорее тиранку квазилендскую и всю банду её!
– Спасибо тебе, верный пограничник, – сказала Королева. Она распрощалась с Густавом и пошла вниз в сопровождении Алика и Аюны.
Спускаться оказалось очень приятно – ноги будто бы сами шли по ровной и широкой дороге, на которой вполне мог уместиться небольшой воз. Вероника и Алик держались за руки, посылая друг другу токи нежности. Задумчивая Аюна часто оглядывалась на поразительно прекрасное море.
– Ну, и что ты обо всём этом думаешь? – спросила у неё Вероника.
Аюна ничего обо всём этом не думала – она мечтала поселиться у моря. Вероника повторила вопрос. Аюна обречённо вздохнула:
– Манера речи некоторых стариков меня просто убивает. Зачем ты пыталась ему подражать?
– Понимаешь, когда-то такая речь была модной, как сейчас модны стразики на перчатках или оборочки на рукавах. Некоторые люди до сих пор так говорят и думают. Я пыталась говорить с Густавом в его стиле, чтобы ему было проще меня понять. Может быть, у меня не очень хорошо получалось, но я старалась. Что ты думаешь о рассказе про беглеца из Кеноры?
– Думаю, что рассказ полон типичных штампов и патриархальных предрассудков, – сообщила Аюна, важно надувшись.
– Даже так? – удивилась Вероника.
– Точно так, – сказала Аюна. – Наглые девицы из ужасно несправедливой Кеноры вламываются в нашу мирную процветающую страну, а наш просвещённый, долготерпеливый и вежливый король выпроваживает их, защищая свой народ, да ещё и своим красноречивым письмом ставит в тупик их королеву. Кенорийский беглец, конечно, не кто иной, как бедный каторжник, измученный непосильным трудом и жутким гнётом матриархата. В общем, типичные сказки. Никакой он не бедный-несчастный каторжник, а просто-напросто ловкий вор. Умыкнул ценную вещь и решил сплавить её втридорога. Это же совершенно очевидно!
– Ну-ну… – неодобрительно произнесла Вероника. – Говоришь прямо как Инесса. Я-то по простоте душевной думала, что ты огорчена гибелью несчастного беглеца, одинокого и безоружного.
– Не огорчена я, – сказала Аюна мрачно. – И даже думать об этом не хочу. Ты же знаешь, что я – ранимая душа, играющая роль циничной маленькой дряни… Вот вам вся горькая правда, Ваше Величество.
– А тебе не показалось странным, что беглец не подался в столицу или вглубь страны, где можно было бы легко затеряться? – спросила Вероника. – Он же, наоборот, шёл вдоль горного хребта, и в итоге оказался недалеко от Пограничного замка. Почему он вообще предпринял такой рискованный шаг, как побег в Инириду по морю? Почему он, возможно, готов был на ещё большее безумство – попытаться пробраться обратно в Кенору через охраняемый с двух сторон перевал? Зачем ему понадобились золото и драгоценные камни, если в Кеноре подвластный пол не может ими воспользоваться? Для кого он их нёс? И, наконец, почему он предпочёл покончить с собой, когда понял, что попался?
– Не знаю я, – ответила Аюна. – Если так рассуждать, то вырисовывается нечто трагигероическое. Однако насчёт возвращения в Кенору и самоубийства – это пока только предположения, и всё. Возможно, он действительно покончил с собой. Возможно, это был несчастный случай. А может, его умышленно убили… Ладно, не хочу я об этом думать… Лучше скажи, зачем ты постоянно кладёшь мне руку на голову?
– Аюна, – Вероника удивлённо глянула на неё, – о чём ты? Я к тебе не прикасалась.
– Ну вот, я так и знала! Так и знала! Пользуешься тем, что я ничего не смыслю в альтерации, и что-то со мной делаешь. Если хочешь мне помочь, то научи меня тоже своему мастерству.
– Заботься побольше о других людях и обо всей природе – вот и овладеешь альтерацией, – сказала Вероника, загадочно улыбаясь.
– У меня есть вопрос, – сказал Алик. – Если от столицы до Приморского города надо добираться полтора дня, то получается, что служительницы Храма выехали из Ореаны всего на полдня позже, чем мы?
– Не может этого быть! – решительно заявила Аюна. – Очевидно, что они выехали намного позже. Мы ведь не сильно спешили и останавливались надолго. Просто наставница Мадлен обладает некоторыми способностями, о которых ты не знаешь, а я знаю. Вопрос в другом: кто сообщил ей, где мы находимся? Ведь если она нас запросто нашла, то и враги могут найти. Вероника, что ты на это скажешь?
***